Георгий раб Божий - Дорога домой[Книга 1, часть 1]
— Ну что?.. Ну как? …
А батюшка спокойно, немного нараспев, отвечает:
— Ну как, ну как? … трубит, … трубит!
И вдруг, краем глаза я увидела, что его передернуло. Взглянула на него — отец настоятель оправился, принял приличный вид и нарочито скромно опустил глаза. Когда я хотела отвернуться, его снова передернуло, но уже сильнее, и я смотрю на него, не отрываю взгляда. «Благоговейно» сложив пальцы, отец настоятель небрежно наложил на себя крестное знамение и неторопливо пропел:
— Господу, помо-о-олимся.
Спохватившись, что все молятся, а я просто стою, я осенила себя крестным знамением и проснулась.
Пытаясь прийти в себя от увиденного, я ошарашено соображала, что все это может значить, и увидела короткие видения: ожидающий молодой человек — жестокосердие, отцу настоятелю люди не интересны, занят своими делами. В окружении людей — тщеславие, ему нравится быть в центре внимания. Не похож на себя — лицемерие; строит посреди дороги новый Храм — не в том месте и никому не нужно. А новый Храм действительно строится посреди проселочной дорожки, которой пользуется множество людей, сокращая путь, утром — на работу, а вечером — домой. Сейчас приходится делать крюк. Все кривое: доски и подпорки — на пожертвованные средства, но добытые нечестным путем. «Трубит, трубит» — злословие. «Господу, помолимся» — неверующий, просто отрабатывает необходимое, его служба Господу не угодна, совершает ритуал. Передергивает — подвластен страстям (бесам), и не борется с ними …
Некоторые наши действия, казалось бы — самые Богоугодные, на самом деле могут такими и не быть. В пример можно поставить одного благочестивого монаха, о котором мы узнали из фильма об одном монастыре. Всю свою жизнь он искренне служил Господу, рисовал иконы, изготавливал киоты и был глубоко убежден, что делает благое дело во славу Божию.
Случившийся сердечный приступ открыл ему глаза на его жизнь — он умер, врач констатировал смерть. Однако на самом деле он несколько часов был в коме. Вернувшись оттуда, монах изменил в своей жизни все, он уже не писал иконы и не делал киоты, он начал вести настоящую подвижническую жизнь, его жизнью стала молитва.
Прошло время, и монах рассказал, что с ним случилось. Когда он умер, он оказался на каком-то дивном поле и пошел по этому полю. Неожиданно он увидел все свои работы сваленные в огромную канаву, заполненной грязью. Вначале монах удивился, а потом испугался, он не мог понять, что все это значит.
Когда он совсем отчаялся, он увидел высоко в небе Пресвятую Богородицу. Царица Небесная сказала:
— ты монах, от тебя ждали молитв, а ты потратил свою жизнь вот на что …
Все мы должны знать и помнить, в первую очередь — человек, а потом все остальное. Вначале — пост, молитва и борьба, а потом уже все остальное. И каждое наше дело нужно начинать, испросив благословления у Владыки Господа.
Муж: Сегодня я был на судебном заседании по нашей половине здания. Перед поездкой мы попросили Пресвятую Богородицу о покровительстве. По заступлению и ходатайству Царицы Небесной все прошло необычайно хорошо, легко и быстро!
Денег на обратную дорогу у меня не было, но я захватил с собой дорогие очки из нашей прежней жизни, которые я продал за двести рублей случайному прохожему, мужчине моих лет. Печально, в ответ на мою просьбу купить их за пятьсот, он возразил, что очки старые, ведь я ими пользовался, хотя было видно, что они совсем новые и купили мы их примерно за четырнадцать тысяч.
Но дело не в этом человеке, дело во мне — я вспомнил о том времени, когда у меня все было великолепно и замечательно. Скольким я тогда просто не подал на хлеб? У скольких я купил за безценок то, что они приобрели на тяжело заработанные деньги и продавали по нужде?
… На протяжении всего пути домой я ехал и вспоминал, вспоминал и вспоминал … А в моей памяти проявлялись все новые и новые люди, с которыми я обошелся несправедливо. И дело даже не в наказании, которое какой-то своей самой малой частью настигло меня, а в том, что мне было искренне больно за свою черствость и жгуче стыдно перед теми людьми, которые ожидали от меня человеческого отношения. Каждый из них просил о помощи, а я неумолимо стоял на своем. А потом еще и радовался, как последний негодяй. Где они сейчас, все эти люди? Как мне отплатить им? Как мне поправить непоправимое?! …
Жена: На молитве за родителей я оказалась на вершине пропасти в аду, фляжки и сумочки не было. Тележка на этот раз была больше обычной. Опускаясь по вертикали, она неожиданно резко пошла вниз с огромным ускорением. Через несколько минут сумасшедшего спуска тележка направилась в сторону глухой скалы. В последнее мгновение перед неизбежным столкновением скала расступилась, и я понеслась по узкому тоннелю. Стены тоннеля были прозрачными — там везде кипела работа!
Картинки сменяли одна другую так быстро, что я не успевала что-либо рассмотреть, но задача бесов была другой — они хотели поразить мое воображение масштабом действий и нагнать на меня страху. И надо сказать, это им удалось …
Пролетев так минут семь или восемь, тележка остановилась перед огромными толстыми ржавыми воротами. Через минуту, натужно скрипя, они открылись, а потом резко за мной захлопнулись. Еще минут пять тележка неслась в кромешной темноте, пока не остановилась перед другими, такими же ржавыми воротами. Через минутную заминку ворота открылись, и я въехала на небольшой уступ в огромном помещении, похожем на пещеру. Тусклая лампочка освещала часть каменной лестницы, уходящей далеко вниз. Из глубины, пугающей своей необъятностью, несло затхлостью и какой-то гадостью. Когда я спускалась по лестнице, часть стены, к которой она прилегала, стала прозрачной. В тускло освещенном помещении я увидела молодую женщину, одетую в современную, но уже несвежую одежду. Лицо ее было изъедено какими-то мелкими прыщиками. Прильнув к стене всем телом и прижавшись к нему ладонями, она с трудом шевелила губами, время от времени закатывая глаза от полного изнеможения. По движению ее губ я прочитала слово, которое она все время повторяла:
— Помогите… помогите… помогите…
Поскольку я ничем не могла ей помочь, я с чувством огромной душевной боли пошла дальше. Немного ниже по лестнице был узкий невысокий ход, и я поняла, что мне нужно идти туда. Через несколько минут я вышла на небольшую площадку. Внизу был огромный квадратный котлован с бездонной пропастью посреди него, зияющей чернотой. Снизу, по земляным пологим стенам карабкались люди в перепачканной одежде и разбредались по насыпи, широким пятиметровым кольцом окружающую эту пропасть.
Через минуту из отверстия показалась огромная черная змеиная голова невиданных размеров, примерно с девятиэтажку. Медленно и зловеще она поднялась и поравнялась со мной — глаза чудища были абсолютно черными. Из разинутой пасти торчал серый омерзительный язык невероятных размеров, сужающийся к концу. Внимательно и обстоятельно всмотревшись в меня и вдоволь насладившись моим продолжающим нарастать страхом, голова так же медленно и зловеще скрылась из виду.
Тем временем насыпь заполнилась выбравшимися из ямы людьми. Наступила заминка, я поняла, что мне нужно спуститься вниз. Спускаясь по лестнице, я услышала чей-то вкрадчивый и одновременно властный голос:
— Страшно?
— Нет, — солгала я, пытаясь отогнать обуявший меня животный ужас.
— Лукавишь … — также вкрадчиво, но уже с огромным наслаждением констатировал голос.
Взглянув в сторону, откуда он доносился, я увидела в пятнадцати метрах над насыпью большую смотровую площадку, уставленную стульями. На ней, лениво развалившись в разных позах, сидели бесы. Трон «князя» стоял в глубине и я его не видела.
— Сегодня у нас особая гостья! — мягко и с предвкушением удовольствия заявил во всеуслышание голос. Стараясь не смотреть в сторону площадки, я сошла на помост, нависавший над пропастью. Прижавшись к стене котлована, я стояла, смотрела в черноту ямы затаив дыхание, и ждала, что будет дальше. Через минуту из ямы показалась голова змея. Поднявшись до уровня моих глаз, она заново всмотрелась в меня очень внимательно и снова скрылась. Обращаясь ко всем, главный бес задал мне вопрос:
— ты готова ценой своей жизни спасти всех этих людей?
Люди на площадке оживились и заговорили. Их современная и достаточно чистая одежда говорила о том, что все они попали сюда недавно. Мысленно обратившись ко Господу, я сказала:
— Владыко, если на это есть Твоя воля Святая, я готова.
Выдержав паузу, бес продолжил:
— Как ты думаешь, кому-нибудь из этих людей тебя жаль?
Взгляд мой остановился на женщине лет шестидесяти лет со страдальческим выражением лица, она явно сочувствовала мне:
— ей, — сказала я.
